И все их нужно знать назубок, и уметь устранять их! Желательно — с закрытыми глазами и быстро-быстро! На норматив!».

Еще помогали отвлечься воспоминания о прошедших встречах с женщинами — Варей, а потом — Лизой.

Калошин, как и обещал, прибыл с Варей уже на следующий день, после их празднования женского дня. Но Илья не стал с ними разговаривать, отговорившись занятостью и фактической неготовностью музыки для новых песен.

— Вон, с Иваном разговаривайте. Если захочет, покажет свои наработки. Сыровато там все, конечно… Сыровато! Ну да ладно! Мы с ним поработаем, доведем все до ума. До конца марта, думаю, управимся!

— Как до конца марта?! — вскинулся Игорь, — Илья! Ты чего — а когда же сам концерт готовить? Это же… и сценарий, и согласовать его, и песни разучить. Прогнать все на репетициях… Без ножа режешь! В конце апреля нужно, чтобы все было готово — как часики работало!

— Игорь! Я сказал же — я занят! Так что, все вопросы — к Ивану!

Они пошли из кабинета директора в комнату Косова. Калошин был обескуражен, а Варя… она молчала, не глядя на попаданца.

— Ну как так-то?! Иван! Ну чего он, а? Как укусил его кто! Чего он такой злой-то?

— Подруга не дала! — чуть слышно пробормотала Варя.

— М-да? Ты так думаешь? Ну… возможно, возможно! Варенька! А может ты поможешь в этом щекотливом деле? Так сказать — по старой памяти? — криво усмехнулся Игорь.

Та развернулась к Калошину всем телом, уставила на него палец:

— Знаешь, что, Игорек! Не хами! Понял? Не хами!

— А кто хамит-то, хорошая моя? Не ты ли… начала? — ощерился Калошин.

— Так! Стоп! Брейк! Брейк, я сказал! Охолонули, успокоились, горячие творческие люди! Вы как собаки в подворотне — вместо дела готовы друг друга грызть! — вмешался Косов, — пошли ко мне! Попьем чайку, посидим, подумаем… как нам поступить. Чтобы и волки целы, и овцы сыты!

Варя усмехнулась, отходя:

— Там, вроде бы, наоборот должно быть!

— Ну так это — там! А у нас-то все всегда — не так!

— Да, точно! Всегда и все не так! — прошипел Игорь.

Когда они зашли в комнату, Косов поставил чайник греться, и спросил:

— Может… перед чаем…, - щелкнул себя по шее.

Калошин махнул рукой:

— А-а-а-а… давай!

Иван нарезал сала, колбасы, хлеба, подал вчерашние пироги.

— А неплохо ты тут питаешься! — Игорь с удовольствием вгрызся в пирог.

— Игорь! Водка или коньяк?

— Налей водки! Чего-то сегодня хочется все по-простому!

— Варя? Коньяк, водка? Или может быть вина? Есть красное полусухое. Есть белое… правда — только сухое. А! Вот есть еще немного ликера!

— Ого! Выбор у тебя, однако! Неплохо живешь, знаешь ли… Плесни чуть коньяка!

Они выпили. Косов заметил, что Варя «махнула» по-мужски, одним глотком. Покоробило как-то…

— Давайте рассуждать трезво, спокойно, — начал Иван.

— Погоди! Давай закусим нормально. С утра ничего не ел!

Они, перекусывая, дождались чай. Иван пил, ненавязчиво поглядывая на женщину. Вроде бы все, как и было — крепкие широкие бедра, талия на месте, немаленькие груди… И одежда в порядке, как всегда — Варя себя блюдет! А вот глаза… Глаза какие-то потухшие!

«Вроде бы и должен быть злой на нее, а не получается! Жалко как-то…».

Потом он достал свою тетрадь, поглядывая в нее, стал пытаться наигрывать мелодии, напевать. Варя заинтересовалась, подсела ближе, стала заглядывать ему через плечо в тетрадку.

«Да уж… перед такими встречами… надо максимально разгружаться… «полово»! Вот сидит рядом, бедром тугим касается, и грудью чуть навалилась, и дышит-сопит почти в щеку! И пахнет от нее приятно! И мыслей… почти нет! Нормальных таких мыслей! А что есть — все про одно, да все про то же!».

Он пересел для удобства к столу, положил перед собой тетрадь. Варя снова села справа, а слева, чуть поодаль — сел Калошин, вытягивая шею, заглядывал в тетрадь.

Иван проигрывал им песни, пел негромко, Варя уже сама, где надо, перелистывала странички. Дело пошло! Они стали обсуждать, даже заспорили. Потом гитару взял Игорь, повернул к себе песенник. Варя так и сидела, касаясь его всем своим телом.

— Мне вот эта… и эта — очень понравились! — показала она в тетради песни.

— Ну так… а ты ехать не хотела! — прервался Калошин.

— Только вот что… тут, с этими песнями, которые тебе понравились… возможны варианты! — немного смущенно сказал Иван.

Калошин прижал струны ладонью:

— Объясни!

Варя просто смотрела на Ивана настороженно.

— Есть певица. И мы хотим ее попробовать на этих песнях. — объяснил Косов.

— Та-а-а-к… достукалась, дура! — бросил со злостью Игорь, не глядя на Варю.

— Иван! Как же…, - протянула обиженно женщина.

— Знаете что? Объясняйтесь здесь… без меня! Пойду, покурю! — Калошин накинул пальто, шапку и вышел через фойе клуба к центральному входу.

Косов тоже поднялся, подошел к задней двери и немного приоткрыв ее, закурил.

Варя встала, подошла к нему. Он курил, стараясь не смотреть на женщину.

— Иван! Иван, послушай… я… я согласна!

Косов чуть повернул к ней голову:

— Ты о чем сейчас?

— Ну как… ну — ты же понимаешь! Так вот… я — согласна! Хочешь… я останусь сегодня у тебя? А лучше… поедем ко мне, а?

«Водевиль, мля… Неприятно! Нет! Даже не так! Корежит, почему-то, от такого… предложения! И почему я чувствую себя виноватым? Ведь, если бы она тогда не обманула… Ведь я бы ей за это время и больше песен предложил! А сейчас… Нет, она по-прежнему привлекательная женщина! Только вот… Обида во мне говорит, что ли?».

— Варь! Не знаю, как сказать… но… не надо этого! Песни, пусть и не все… но я тебе и так отдам! Будешь их петь! А вот этого — не надо!

— Т-а-а-а-к… Ванечка! А вот сейчас… сейчас, знаешь? Даже обидно стало! — Варя ощутимо разозлилась, — не привыкла я… чтобы вот так… со мной!

Он хмыкнул:

— То есть… когда сама так с другими — то нормально, да? А как с тобой так — так против шерсти?

— Да! Знаешь, ты прав — против шерсти! Эти песни… ты кому? Эта певичка… ты с ней, да? И что? Она — красивая?

Он ощутимо расслабился, даже засмеялся.

«Ну… женские скандалы. Они неприятны, конечно. Но в прошлой жизни разве ты их мало пережил?».

— Нет, Варенька! Ты ошибаешься! У меня с ней ничего нет. Спрашиваешь — красивая ли? Да, красивая! И вот еще… не злись! Она споет эти песни только на этом концерте. Она вообще не певица, она учитель пения из нашей школы. И еще — там пятнадцать